Каучуковые торсы мастера Тапия из Коста-Рики, силиконовая «Идеальная женщина» и бронзовые «Одуванчики» Тони Мателли, огромная фотография Олега Кулика и фотоколлажи австрийской художницы Габи Тринкаус, древние китайские вазы и старая мексиканская скульптура — всё гармонично уживается в квартире Миранды Мирианашвили и Леонида Огарева.

Миранда, героиня светских хроник, певица, гостеприимная хозяйка и эмоциональный коллекционер, рассказала ARTANDHOUSES о том, как важны для понимания современного искусства визиты на международные ярмарки и биеннале, какую эйфорию она испытывает при покупке и почему они с мужем не хотят Баскию.

Вы известный персонаж светских хроник, но про вашу коллекцию современного искусства практически никому не известно, кроме круга ваших друзей. Расскажите, что послужило для вас толчком к коллекционированию и когда?

У нас с мужем открытый дом, мы устраиваем званые ужины, приемы, различные тематические вечера, поэтому наши работы на виду, сюда очень много людей вхожи, нельзя сказать, что о собрании никто не знает. Просто мы профессионально этим не занимаемся. И я не позиционирую нас как коллекционеров, хотя количество работ у нас уже довольно большое. Я опасаюсь называть наше собрание громким словом «коллекция», это большая ответственность.

Сколько у вас всего произведений?

Больше пятисот точно. У Леонида, например, большая коллекция Владимира Яковлева и других нонконформистов и шестидесятников. Он покупал их в юности, рано начал собирать, даже не осознавая, что это коллекционирование.

А вас лично что привело к этому?

Я давно в кругу творческих людей и стала покупать то, что мне нравилось.

Так у вас с мужем отдельные коллекции?

Нет, у нас с мужем нет ничего отдельного (смеется). Это произошло не одновременно, Леонид начал собирать раньше меня. Мы были очень близкими друзьями и стали вместе ходить на выставки и первые ярмарки современного искусства. Тогда только стартовали парижская FIAC, мадридская ARCO, лондонская Frieze — это всё было в начале двухтысячных, новая волна в Европе. И мы стали ездить повсюду и не пропускали такие события. Ну и в Базель, конечно. Но нас больше привлекали эти новые молодые площадки. Любовь к современному искусству послужила серьезным поводом к любви и сближению. И, конечно, покупали везде то, что нравилось, в том числе и здесь, на «Арт Москве», когда она появилась.

Консультировались ли вы с кем-либо о покупках на первоначальном этапе?

Нет, ни с кем не советовалась. Полагаюсь на личное чувство и вкус.

У вас есть искусствоведческое образование?

Нет, специального образования у меня нет, но я вас уверяю, что для того, чтобы быть знатоком и любителем современного искусства, совершенно не обязательно иметь классическое образование по истории искусства. Самое главное — практика, тяга и интерес, а я этим живу уже лет семнадцать. А до этого были увлекательные походы в разные музеи современного искусства, знакомство с мировыми шедеврами, приглядывание к новой эстетике, ведь в детстве мы этого не видели, и взросление происходило именно тогда.

Какими критериями вы руководствуетесь при покупке произведений?

Для нас имеют значение только эмоции. Только чтобы работа нравилась, задевала, провоцировала сильные чувства. Опять же, возвращаясь к знаниям, нельзя же заявлять: вот я была в Лувре, Метрополитене, Гуггенхайме, и я все знаю. Нужно всё время быть в курсе событий, ездить, ходить, обнюхивать, читать много книг по искусству — должен быть интерес, и тогда, конечно, уже имея определенную базу, уже опираясь не на свои вкусовые предпочтения, а скорее знания, ты убеждаешься, что твой выбор разделяет большое число людей с безупречным вкусом. И тогда ты уже смело можешь преподносить себя как знатока, доверяющего своему чутью.

Все ли работы у вас занимают определенное место или что-то находится в хранилище? Меняете экспозицию?

Мы сейчас поменяли загородный дом, поэтому пришлось всё вывезти. Скоро закончим оформление нового дома. Там будет много скульптуры, в том числе и на крыше. И мы, конечно, меняем экспозиции, потому что, когда покупаешь новые произведения, сразу хочется найти им место.

В тбилисском доме тоже большое количество работ находится. У нас квартира, где много работ, своего рода запасник, и на складах приходится держать объемные вещи. И это тяготит. Ведь у нас нет работ, которые попали случайно, а только те, которые мы сами выбирали. Каждая — это воспоминание, путешествие, определенное эмоциональное состояние.

Что еще очень важно, на мой взгляд, это когда супруги вместе увлекаются чем-то, то это показатель общности. Мы иногда сами удивляемся, когда обнаруживается, что нам по отдельности понравилась одна и та же неожиданная и даже странная вещь. Так что выбор у нас обоюдный всегда.

Вот недавно на FIAC я ходила в компании своих парижских приятельниц, и так получилось, что Лёня зашел с другой стороны. В какой-то момент мы соединились и начали показывать друг другу, кто что приглядел. И когда мы подошли к работе одной японской скульпторши, то оказалось, что это наш общий сегодняшний выбор. В такие моменты я испытываю настоящую эйфорию, ведь из тысяч работ нам обоим понравилась именно она!

Были ли у вас случаи, когда вы покупали работы по отдельности?

Да. Например, эту скульптуру корейского художника Пак Чан Гиля «Лежащий ребенок» я покупала в Сеуле одна. Люблю сам процесс, это особое состояние, и, конечно, рада, что она нашла в Лёне тот же отклик, что и у меня. А вот этого Уиткина (у нас несколько его работ) Лёня купил, когда был один, а потом увидел, что работа вызывает во мне такой же эмоциональный отклик, как у него. Конечно, это его обрадовало. Мы с ним словно на одной волне, и это так здорово!

А где вы предпочитаете покупать работы — в мастерских, на выставках, аукционах или на ярмарках?

Абсолютно не принципиально, всегда по-разному получается. В мастерские тоже ходим, ведь мы же дружим со многими известными художниками. Желание купить появляется при разных обстоятельствах.

Практически у всех ныне живущих художников, процентов восьмидесяти, мы покупали работы в мастерских. Единственное исключение — это Тони Мателли, с которым мы познакомились уже после. У русских, начиная с покойного Владика Монро, даже у Яковлева, покупали напрямую — Лёня в юности вместе со своим другом Александром Кроником навещал его в лечебнице.

А есть ли художники, работы которых вы цените, но не торопитесь приобретать?

Да. Например, мне очень нравятся произведения Баскии, Колдера, Миро, но я не уверена, что хочу ими обладать. Понимаете, это очень мощные по энергетике и значимые вещи для миллионов людей, и им место в музее. Для дома — искусство, которое задевает тебя лично, чем-то провоцирует, которое ты хочешь видеть повседневно. Это может быть и не мировой шедевр, а твое личное открытие. У нас нет Пикассо, того же Баскии, хотя есть и всемирно известные имена — Вассельман, Капур, Уиткин, Кабаков, Мателли, Индиана, Лейбовиц

Судя по вашему собранию, вы приобретаете вне национального контекста. Для вас это не является важным?

Нет, не является. Самое важное — это само произведение, что мы испытываем, находясь с ним рядом. Концепция собрания — это мы сами и наши сиюминутные предпочтения. У нас есть и очень броские, фактически китчевые работы, а есть абсолютно «чистые» — Сугимото, например, совершеннейший минимализм. И они одинаково будоражат. Так же, как и какие-нибудь мексиканские художники с бешеной какофонией цветов и идей, так как являются отражением того момента, когда совершается покупка.

Кроме упомянутых, работы каких российских художников есть в вашей коллекции?

Мы общаемся со многими известными художниками. Очень давно дружим с Ильей Иосифовичем Кабаковым, а с Эмилией у нас просто сентиментальная дружба. В собрании есть работы Анатолия Осмоловского, Вадима Захарова, Кирилла Чёлушкина, Александра Косолапова, Дмитрия Гутова, Павла Пепперштейна, Кирилла Сапожжникова, Зураба Церетели и многих других.

Дальнейшая судьба собрания уже как-то сформулирована, определена?

Нет, только сейчас всё начинает вырисовываться, работы начали как-то перекликаться между собой и составлять отдельную историю.

Приходилось ли расставаться с работами — продавать или дарить?

Продавать никогда не приходилось. А дарить — конечно! Центру Помпиду мы подарили несколько работ Владимира Яковлева, что-то дарили Мультимедиа Арт Музею и Московскому музею современного искусства. Иногда случается какой-то сентиментальный всплеск: работа сама находит себе нового обладателя. К этому нужно относиться с пониманием и легкостью — значит, она должна быть у этого конкретного человека, и ее нужно подарить.

У вас в интерьере довольно много и дизайнерской мебели… Заказываете ее у художников или приобретаете готовые образцы?

По-разному случается: вот это кресло куплено на FIAC, то — на Frieze, а несколько столов и кровать по проекту мужа нам сделал Илья Пиганов. Я еще и рояль ему заказала, конечно, со вставным механизмом.