В Музеях Московского Кремля открылась выставка «За гранью воображения. Сокровища императорской Японии XIX — начала XX века из коллекции профессора Халили». Как утверждает сам Нассер Давид Халили, на выставке представлено лишь около пяти процентов вещей коллекции его «японского» раздела.
Халили, англо-американец иранского происхождения, один из десяти крупнейших коллекционеров мира, рассказывает, что собирать он начал в тринадцать лет, когда, еще живя в Иране, вместе с отцом-антикваром зашел в гости к крупному коллекционеру, экс-министру культуры. Пока взрослые разговаривали, он рассматривал старинный резной пенал и на вопрос хозяина, чем он занят, ответил: «Здесь вырезано восемьсот разных лиц, а также пятьсот лошадей, движения каждой уникальны». Растроганный коллекционер подарил пенал мальчику, и Халили хранит его до сих пор.
В 1967 году Халили переехал учиться в Нью-Йорк, затем начал подрабатывать, перепродавая антиквариат с фокусом на исламском искусстве, а затем увлекся и другими направлениями, представленными сегодня в восьми его собраниях. «Условно, я покупал двадцать предметов за $5000, три лучших оставлял себе, а остальные продавал за $40 000». Но основные свои капиталы он заработал позже на сделках с недвижимостью, что позволило и расширять коллекции, и оперативно приобретать шедевры, которые в 1980-х еще были на рынке.
Сегодня в собрании более 25 000 произведений, охватывающих 1400 лет мировой истории. В нем восемь разделов, каждый из которых пополняется до сих пор, спустя почти полвека коллекционирования: искусство исламского мира, японское искусство периода Мэйдзи, японское кимоно, шведский текстиль, испанские металлы, эмали мира, хадж и искусство странствий, арамейские рукописи. Коллекциями управляет Khalili Family Trust, и они постоянно колесят по миру. Две выставки профессор уже устраивал и в России — в 2009 году в Эрмитаже и в 2014 году здесь же в Кремле.
Перед открытием третьей российской выставки Нассер Давид Халили рассказал ARTANDHOUSES о пяти главных принципах коллекционирования, отношении к современному искусству и своем собрании.
Как вы собирали ваши огромные коллекции? Кропотливо выуживая на рынке самое интересное или скупая уже готовые собрания?
Когда я начал осознанно коллекционировать в 1970 году, я покупал по несколько вещей у одного дилера по самым разным направлениям в искусстве. Всегда нужно придерживаться одного, но очень осведомленного, готового ради вас обежать все антикварные барахолки и лавки, — это мое правило. Позже, когда появились средства и репутация, начал покупать и другие коллекции целиком. Если, например, взять кимоно, которые я привез в Москву, то их мне искали «оптом», я покупал сразу целые собрания.
Мое преимущество — в скорости. У меня нет отборочной комиссии и других бюрократических преград, как в крупных музеях. Если мне что-то предлагают стоящее, то я решение могу принять за несколько секунд и уже через неделю заплатить.
Сейчас вы продолжаете покупать и лично выбирать вещи?
Да! Практически каждая вещь в моей коллекции была выбрана лично мной, и пятьдесят лет назад, и сейчас. Потом, конечно, я прошу исследователей детально ее изучить. Я обладаю фотографической памятью, поэтому помню и знаю каждый предмет в собрании.
Процесс коллекционирования невозможно остановить. Конечно, я и сейчас покупаю вещи, но всё сложнее находить настоящие шедевры.
В коллекционировании исламского искусства у вас есть конкуренты?
Многие музеи коллекционируют исламское искусство, но их галереи, как правило, имеют узкую специализацию. Мое собрание отличается тем, что оно покрывает все периоды исламского искусства и насчитывает более 25 000 единиц.
Как изменился рынок антиквариата за пятьдесят лет вашего коллекционирования? Стал ли он боле прозрачным?
Изменился, да. Сегодняшние коллекционеры по-другому смотрят на произведения искусства: большинство приобретают вещи с целью капитализации, а не из-за любви к искусству. К сожалению, для большинства это становится бизнесом, а не страстью.
Пару десятков лет назад на приеме на тысячу человек я не смог найти ни одного коллекционера. Сейчас, когда я посещаю какой-то ужин или прием, практически каждый называет себя коллекционером. Как такое может быть? Они показывают на экранах мобильных телефонов предметы искусства, которые купили, хвастаются друг перед другом. Сегодня это просто финансовая игра!
Объекты антиквариата уже выдержали проверку временем, мы знаем, что покупаем, и в нашем случае всё прозрачно. А вот рынок современного искусства сегодня, пожалуй, самый непредсказуемый. Коллекционеры покупают сегодня по одним ценам, а завтра им говорят, что «пузырь лопнул» и ваши произведения не стоят почти ничего.
Как бы вы охарактеризовали «настоящего» коллекционера?
Существует пять критериев: вы собираете, вы сохраняете, вы исследуете, вы публикуете исследования и вы выставляете. Если вы не делитесь своими сокровищами с другими, то вы не коллекционер, потому что это эгоистично и это преступление — заключать произведение в свою домашнюю тюрьму.
Слышал, что ни одно произведение из собрания не находится у вас дома. Чем украшаете стены?
Это правда — ни одна вещь из коллекции не находится в наших домах: там нет соответствующих температурных условий и света. И вообще я считаю, что коллекция мне не принадлежит.
Дома же мы вешаем фотографии самых разных авторов: например, есть известный снимок Мэрилин Монро. Мои сыновья любят тибетскую и китайскую скульптуру каких-то современных авторов. И если с этими вещами в доме что-то случится, я считаю, человечество ничего не потеряет (смеется).
О нелюбви к современному искусству вы мне рассказывали в интервью и три года назад… А что бы вы сказали сыну, если бы он купил, например, картину Дэвида Хокни?
Ну, я его поздравлю, если это действительно то, что он хочет. Коллекционирование — это как с едой: если что-то нравится вам, не обязательно понравится другому. И, кстати, мне нравится Хокни (смеется).
Три года назад вы анонсировали большую выставку эмали в Музее декоративно-прикладного искусства в Москве, но она так и не состоялась. Почему?
Просто не нашлось достаточно просторного помещения, музей не был готов.
Тогда вы мне рассказывали, что через год будут новости о вашем частном музее в Лондоне, который вы собирались открывать с конца 1990-х. Появились ли новости?
Многое изменилось с тех пор… Тогда была идея создания музея исламского искусства, но сейчас — и это семейное решение — мы не хотим иметь все коллекции под одной крышей. Но, возможно, будем делать два музея в разных странах. Сегодня мы делаем две-три выставки в музеях мира в год, чтобы люди поняли, какого уровня музея им ждать.
Есть ли понимание, где и когда появится первая из этих институций?
Мы бы хотели, чтобы это было в Лондоне, но так быстро меняется политический и культурный ландшафт в наше время…