В ноябре выйдет новая книга искусствоведа, журналиста и автора цикла популярных лекций об искусстве Армена Апресяна «#искусствовмассы». В ней — небольшие, без привычного научного занудства истории о жизни и работе знаменитых русских художников. ARTANDHOUSES попросил автора рассказать о книге и предоставить несколько глав для публикации.

Армен Апресян:

Так сложилось, что вот уже более 20 лет я занимаюсь изучением истории искусства. В какой-то момент мне стало интересно, какие же отечественные художники на самом деле известны и пользуются народной любовью? Для того, чтобы это выяснить, был затеян опрос в одной из социальных сетей. Причем вопрос, на который предлагалось ответить, был сформулирован предельно просто: «По возможности не задумываясь, назовите трех самых известных русских художников». Результаты были во многом предсказуемы: с большим отрывом лидировали так называемые художники «Родной речи», авторы, репродукции работ которых на протяжении многих десятилетий публиковались (да и публикуются до сих пор) в школьных учебниках: Шишкин, Айвазовский, Васнецов, Репин, Серов…

Но вот что самое удивительное: оказалось, что о самих художниках, творчество которых вроде бы всем известно, знают не так уж и много. Если какие-то занимательные факты из жизни европейских мастеров известны широко (например, об отрезанном ухе Ван Гога не слышал только глухой), то многие прелюбопытные истории, героями которых становились отечественные живописцы, остаются неизвестными. Как раз такие истории я собираю уже много лет — для каких-то статей, лекций, да и просто для забавы. Вот и родилась идея написать книжку, получившую название «#искусствовмассы», которая совсем скоро выйдет из печати при поддержке аукционного дома «Совком». В книгу вошли рассказы о художниках, которые заняли первые 30 позиций по результатам того самого опроса. Но в последнее время выходит довольно много самых разных изданий об отечественной живописи, поэтому совсем не хотелось создавать очередную «Историю русского искусства» или какой-то серьезный справочник. Получился, скорее, сборник занимательных историй о жизни и творчестве некоторых прославленных живописцев, в котором тем не менее нет и намека на какую-либо «желтизну»: источником историй стали воспоминания самих художников и их друзей, критические статьи, написанные посетителями их выставок, и другие документы.

Понятное дело, в моих закромах хранились истории далеко не о каждом из героев, и неоценимую помощь в поисках необходимой информации оказала молодой историк искусства Софья Ломыга, ставшая соавтором книги, а московская художница Анастасия Аннинская создала замечательные ироничные иллюстрации. Самое любопытное, что в этих на первый взгляд не слишком серьезных картинках нет ни одной случайной детали, в них «прячется» множество намеков на известные (и не очень) фотографии и картины, и хочется сказать сразу: разгадать всё сможет только читатель, по-настоящему интересующийся историей отечественного искусства.

Василий Пукирев (1832–1890)

Известно, что художник Василий Пукирев на своей единственной знаменитой картине «Неравный брак» без спросу изобразил в роли отвергнутого возлюбленного, вынужденного исполнять роль шафера, своего знакомого купца Сергея Варенцова, любимую девушку которого родители выдали замуж за более богатого пожилого (целых 37 лет!) претендента.

«Эта неудача Сергея Михайловича весьма угнетала, — писал в своих мемуарах Николай Варенцов, племянник несчастливого ухажера. — И он поделился горем со своим приятелем художником Пукиревым. А тот воспользовался этим рассказом для сюжета картины, изобразив жениха стариком генералом, а Сергея Михайловича шафером, стоящим позади невесты со сложенными на груди руками. Картина имела большой успех на выставке, была приобретена П. М. Третьяковым и до сего времени находится в Третьяковской галерее. Правда, между Варенцовым и Пукиревым произошла крупная ссора, когда он увидал изображение свое на полотне. Художник принужден был приделать бородку шаферу, чтоб сделать его менее узнаваемым».

Виктор Васнецов (1848–1926)

Художник Виктор Васнецов очень музыку любил и изрядно печалился от того, что никакого таланта к этому делу не имел. С композиторами дружил, оперу «Снегурочка» оформил блистательно, вызвав восторг публики, но вот если петь начинал — хоть святых выноси. С Шаляпиным, говорят, однажды вообще припадок сделался, пришлось его коньяком отпаивать.

Васнецов очень хорошо понимал, что пение его радости окружающим не доставляет и в обычной жизни держал себя в руках. Вот только дома, работая, случалось, увлекался и начинал что-нибудь напевать, сначала тихо, а потом всё громче и громче. Смеясь, рассказывал как-то: «Работаю я, работаю и незаметно для самого себя распелся, а маленький Миша (шести лет) подходит ко мне и совершенно серьезно говорит: “Папа, не пой. Когда ты поешь — мне делается страшно”».

Василий Кандинский (1866–1944)

Рассказывают, что как-то Василий Кандинский пришел вечером домой. Сгущались сумерки, художник был погружен в какие-то мысли о вечном (или, по крайней мере, о прекрасном). Войдя в комнату, он внезапно увидел неописуемо восхитительную картину. Кандинский весьма удивился, затем быстро подошел к этой загадочной картине, на которой не увидел ничего, кроме форм и красок, и содержания которой невозможно было понять. Удивление было недолгим: это было его собственное творение, просто отчего-то картина стояла на боку, прислоненная к стене. Таким образом будущий теоретик абстрактного искусства осознал, что предмет вреден его картинам.

Аристарх Лентулов (1882–1943)

В молодости Аристарху Лентулову довелось побывать в Европе. Рассказывают, что, вернувшись из Италии, он ощутил небывалую тягу к созданию монументальных полотен. Первой такой работой стало панно «Аллегорическое изображение Отечественной войны 1812 года». Тема была выбрана неслучайно — как раз отмечали столетие победы над Наполеоном, поэтому грешно было бы моментом не воспользоваться. Так что художник и к дате знаменательной приобщился, и монументальное полотно создал, которое к тому же одной из первых российских кубофутуристических картин оказалось. Но об этом существенно позже знающие люди написали, так что эта деталь для нашего рассказа не слишком существенна.

В те далекие времена российская публика была еще не слишком готова к художественным экспериментам, да и признаться в собственном непонимании произведения искусства не считалось зазорным, потому на Лентулова обрушилась волна критики. Один из студентов даже заявил, что добровольно сядет в тюрьму на две недели, если Лентулову удастся при большом скоплении народа объяснить, что изображено на картине. В то время публичные диспуты в моде были — вот на такое сборище автора и пригласили.

Художник принял вызов, даже, говорят, речь пламенную заготовил, но вот студент на суд не явился. Не иначе, зачет пересдавал.

Игорь Грабарь (1871–1960)

Французским импрессионистам хорошо жилось. Вот, например, захотелось Клоду Моне кувшинки живописать — вышел из своего домика в Живерни, подошел к пруду и давай работать: под ласковым солнышком нежится, папироской попыхивает — сплошной парадиз. А взять того же Писсарро: поди плохо весной на парижских бульварах с этюдником?

А вот отечественным живописцам постоянно приходилось с природой сражаться, порой в нечеловеческих условиях. Известна история о том, что этюд к картине «Февральская лазурь» Игорь Грабарь писал из специально им для этой цели прорытой траншеи в снегу. То есть буквально забирался в траншею с мольбертом и принимался за работу. Только так, на его взгляд, получалось отобразить устремленные ввысь березы, по-настоящему бесконечное высокое небо и нужный в данном случае автору низкий горизонт. В автомонографии «Моя жизнь» Грабарь утверждает, что открытие метода было случайностью: «Я стоял около дивного экземпляра березы, редкостного по ритмическому строению ветвей. Заглядевшись на нее, я уронил палку и нагнулся, чтобы ее поднять. Когда я взглянул на верхушку березы снизу, с поверхности снега, я обомлел от открывшегося передо мной зрелища фантастической красоты: какие-то перезвоны и перекликания всех цветов радуги, объединенных голубой эмалью неба».

Вот и пришлось траншею рыть — не лежать же на снегу, право слово. А иначе и не получился бы прославивший художника «Праздник лазоревого неба, жемчужных берез, коралловых веток и сапфировых теней на сиреневом снегу».