Вслед за полным каталогом собрания Сергея Щукина Наталия Семенова выпустила в издательстве «Слово» очередной хит — альбом «Михаил и Иван Морозовы. Коллекции», включивший не только роскошные иллюстрации, но и увлекательный рассказ о жизни братьев-меценатов. С разрешения издательства ARTANDHOUSES публикует фрагмент книги о первых приобретениях Ивана Морозова в Париже.

<…>

В 1891 году, когда брат Михаил становится законным наследником отцовских миллионов, женится и покупает особняк, Иван уезжает в Швейцарию, откуда в 1895 году возвращается с дипломом Высшей политехнической школы. Михаил постепенно увлекается собирательством живописи, а молодой директор «Товарищества Тверской мануфактуры» Иван Морозов вынужден посвящать бóльшую часть времени семейному делу. Но интерес к искусству постепенно захватывает и его. 

В юности Иван Морозов, по его собственным словам, мечтал быть художником. В детстве их с братом учили рисованию гораздо серьезнее, чем полагалось в купеческих семьях. Сначала Михаил с Иваном занимались в художественной студии Николая Мартынова. Года два подряд раз в неделю к братьям приходил Константин Коровин, в ту пору студент Училища живописи, ваяния и зодчества, живший в доме по соседству. Его сменил пейзажист-передвижник Егор Моисеевич Хруслов, под руководством которого Иван летом писал этюды в тверском имении Морозовых Поповка. Вместе с Хрусловым повзрослевшие братья Морозовы совершили путешествие по Волге, художническими итогами которого их наставник остался не слишком доволен. Во время учебы в политехничеcкой школе в Цюрихе, уставая от сидения над проектами, по воскресеньям Иван отправлялся на пленэр вместе со студентами-архитекторами писать маслом пейзажи. 

Чтобы стать настоящим художником, признавался потом Иван Абрамович, «надо очень, очень много работать, посвятить всю свою жизнь живописи. Иначе ничего не выйдет. Толк будет только тогда, когда на всё в жизни будешь смотреть глазами художника, а это не всякому дано. Вот мне этого дано не было, и приходится восторгаться чужими работами».

Валентин Серов
«Портрет Ивана Морозова»

Художником Иван Морозов не стал, но его талант чувствовать и понимать живопись позволил создать поразительную коллекцию, ничем не уступающую собранной Сергеем Щукиным.

Весной 1903 года Иван Абрамович Морозов впервые посетил Салон Национального общества изящных искусств, созданный в 1890 году группой видных французских художников, вышедших из официального Салона. Если выставки Салона можно было сравнить с петербургскими академическими выставками, то Национальное общество являлось подобием только что созданного в Москве Союза русских художников.

***

Вместе с Шарлем Котте Симон входил в «Черную банду», получившую свое название из-за пристрастия к темным тонам. Шествие рыбаков с женами и детьми под порывами штормового ветра Симон подсмотрел на одном из островов Бретани, где художники «Черной банды» черпали мотивы для своих картин.

Жанровые зарисовки, запечатлевшие сцены из жизни бретонских крестьян, были в числе самых первых приобретений Сергея Щукина и Михаила Морозова. Не избежал увлечения Симоном и Иван Морозов.

Игнасио Сулоага
«Приготовление к бою быков»

Испанская тематика со всем ее типичным набором, начиная от знойных красавиц и кончая живописными эффектами в стиле Эль Греко, была в ту пору в большой моде. Из первого путешествия в Париж Иван Морозов привез испанские жанровые сцены кисти Сорольи и Сулоаги.

Так же как художники «Черной банды» нашли свою тему в суровой Бретани, Сулоага нашел в родной Испании свою, взяв на вооружение их серовато-охристую палитру. Эффектная манера художника, считавшего себя продолжателем великих испанцев, представляла собой осовремененный вариант старой испанской живописи. Несколько театрализованные картины Сулоаги с изображениями танцовщиц, тореадоров и карликов стоили необычайно дорого, что не остановило Ивана Абрамовича, падкого, как и брат Михаил, на модные имена. Купленное Морозовым двухметровое полотно воспроизвели на своих страницах не только петербургский журнал «Мир искусства», но и парижская газета «Фигаро».

Хоакин Соролья-и-Бастида
«Приготовление изюма»
фрагмент

Еще одно модное на заре века имя — Хоакин Соролья, испанский импрессионист, выставки которого с размахом проходили в Париже, Лондоне и за океаном. Иван Морозов оценил виртуозное мастерство передачи световых эффектов, увлекавшей художника, считавшего себя родоначальником течения, названного им луминизмом.

За салонную сценку Луи Леграна, «осторожное эхо Тулуз-Лотрека и стиля модерн», русский любитель выложил 1500 французских франков, а на следующий год за пастель художника с не менее пикантным сюжетом — и вовсе 2500. Купленный спустя пять лет Арлекин и его подружка Пикассо обойдется Морозову в пять раз дешевле; сравнивать, во сколько сегодня оценивается всеми забытый Легран и во сколько — Пикассо, даже неловко.

Художник был тронут желанием русского любителя приобрести его рисунок. В благодарственном письме Легран переадресовал русского коллекционера к издателю Пелле, магазин которого находился на рю Лепелетье, 51, где на следующий год Иван Абрамович купил второй рисунок, «В отпуску».

Максим Детома
«Клеветники»

Жанровые зарисовки Детома в духе Тулуз-Лотрека (запечатлевшего приятеля-художника на одной из своих картин) пользовались большой популярностью. Весной 1903 года Дюран-Рюэль устроил у себя в галерее выставку Детома, на которую Ивана Морозова привел брат. Согласно записям в бухгалтерских книгах галереи, Иван приобрел две пастели из серии Парижские зарисовки: «Клеветники» остались у него, а «Воспитательница» была подарена брату Михаилу, с 1898 года бывшему клиентом этой крупнейшей парижской галереи.

Еще одно модное имя начала века — светский портретист Поль-Сезар Эллё. Дамы на его портретах неизменно принимают статуарные позы, подобно этой красавице в светлом костюме.

Поль-Сезар Эллё, «Стоящая женщина в шляпе»
Франсуа Гиге, «Виолончелист»

Гиге, по словам современника, «бывал очарован не только звучностью инструментов, но также позами музыкантов, игрой рук и всякими специфическими движениями, которых требовал тот или иной инструмент».

Первые три-четыре года начинающий коллекционер еще не был готов к решительным действиям. Он словно примеривался, скупая недорогие жанровые парижские сценки живописцев и рисовальщиков с ничего не говорящими ни нам, ни знатокам именами — Лампрер, Лиссак, Минарц, О’Конор и Моррис.