Этой осенью автомобильная корпорация Renault намерена провести в Москве вторую выставку произведений из своего корпоративного собрания современного искусства. Коллекция, отметившая в прошлом году свое 50-летие, считается одним из старейших в Европе корпоративных собраний. В ее составе более пятисот произведений таких классиков современного искусства, как Роберт Раушенберг, Жан Дюбюффе, Роберто Матта, Жоан Миро, Жан Тэнгли, Арман, Эрро, и многих других. Все работы в коллекции — продукты коллабораций художников и компании, которая, по сути, устроила первые арт-резиденции на территории своего завода в Париже.
В интервью ARTANDHOUSES директор и куратор коллекции Анн Индри рассказала об истории и новой жизни собрания, судебном деле Дюбюффе и будущей выставке.
Насколько я помню, коллекция возникла фактически из любви к современному искусству одного из топ-менеджеров, а не из маркетинговых или других соображений…
Да, это верно! Коллекция начала создаваться в 1967 году, и можно с уверенностью сказать, что она самая старая из корпоративных собраний в Европе. Это не были инвестиции в какую-то работу или художника. Это было соединение искусства и производства. И художникам, приглашенным в Renault, было предложено работать в этом направлении.
Идея принадлежала одному из руководителей того времени, Клоду Ренару, заслуги которого в этой области невероятно велики. Именно он предложил президенту компании такой необычный подход: соединить производство и искусство, потому что знал в этом толк и был увлечен художественной жизнью.
Какая была цель?
Он хотел познакомить людей, вплоть до простых рабочих, работающих на заводе, с современным искусством. В те времена оно было практически не знакомо большей части зрителей, включая сотрудников компании, — еще не было даже Центра Помпиду. И это была взаимообогощающая история — художники получали карт-бланш и доступ ко всему, от дизайн-бюро до производственных цехов, что для них было необычно и ново, а рабочие могли обратиться к авторам и работам, узнать, что в головах у творцов.
И президент откликнулся на это предложение и поддержал идею. И даже увидел в ней гораздо больше плюсов: он понял, что с этой историей можно выйти за национальные рамки, за границы Франции. Потому что искусство, как известно, не имеет границ. И стало понятно, что художников можно приглашать из любых стран мира.
Тогда Renault была чисто французским предприятием, не выходящим за границы страны. Это была символическая компания для Франции, но не международный концерн.
То есть фактически этот опыт можно считать организацией одной из первых арт-резиденций?
Да, можно, если трактовать понятие в широком смысле слова.
Кто стал первым приглашенным художником?
Одним из главных направлений тех лет было кинетическое искусство, а одним из ярких его представителей Виктор Вазарели. Художников-кинетистов особенно интересовала индустриализация, объекты в городском пространстве. Поэтому Вазарели и пригласили первым.
Также популярным течением тех лет были «новые реалисты», к которым относится, например, скульптор Арман. Этих интересовали предметы повседневной жизни, из которых они создавали свои удивительные объекты. Арман сотрудничал с нами семь лет и сделал за это время около ста пятидесяти работ. Согласно условиям, Renault оставила себе около пятнадцати произведений, остальные переходили автору. Это, пожалуй, самый яркий пример, потому что он работал у нас дольше всех.
По какому принципу отбирали художников?
Это был выбор Клода Ренара. Он уговаривал художников сотрудничать. Конечно, кто-то отказывался, но многие шли навстречу. Его даже нельзя назвать куратором — просто тогда не было такого термина. Он был сотрудником отдела HR.
Ренар был очень активен в области современного искусства, знал все большие европейские музеи, работающие с современным искусством. Он добился того, что все художники после коллабораций с Renault могли выставлять свои работы в этих больших музеях. И стоит отметить, что в то время их можно было пересчитать по пальцам: Louisiana Museum of Modern Art в Копенгагене, стокгольмский Музей современного искусства, Stedelijk Museum в Амстердаме и Музей декоративного искусства в Париже. По сути, получилась цепь из крупных музейных учреждений, где все они могли выставляться.
То есть сотрудник отдела HR имел такие обширные связи, что составлял протекции художникам в музеях?
Он был знаком со многими, но присутствовала, конечно, и финансовая составляющая: организация такой выставки в те годы была не сравнима с тем, что мы имеем сейчас. Тогда это стоило очень дешево. Где-то музеи сами частично финансировали выставки, но президент нашей компании также выделил бюджет на эти цели.
Приглашали только молодых, начинающих художников?
Возрастной проблемы тогда не было. Сама сцена современного искусства была молода, и не было задачи всё это систематизировать. Поэтому немногие и отказывались. Были, например, те, кто покинул этот проект из-за политической ситуации на волне 1968 года. Тогда во время политической демонстрации был застрелен один из ее участников, приверженец левых. Его, к сожалению, застрелил человек из охраны Renault. Для компании, конечно, это был очень печальный эпизод.
Да, это же было время гигантских демонстраций, «Красного мая» и отставки правительства. Но если смотреть на вашу коллекцию, кажется, что художники никак не реагировали на те события.
Они все были заинтересованы тем, что происходит. Но в реальности делали различие между своими политическими взглядами и своими работами. И это касалось не только сотрудничества с Renault. В те годы это просто так воспринималось.
Много художников покидали проект?
Нет, только один, но драматические истории случались и дальше. Была длинная история с Жаном Дюбюффе. Он долго работал с компанией, благодаря нашим сотрудникам нашел интересную технику изготовления своих скульптур из полистирола и должен был сделать целый гигантский сад из этого материала. Но последовал целый ряд финансовых проблем, сменился президент, которого искусство не интересовало и который отказался выделять деньги на проект Дюбюффе. Результат — судебный процесс, инициированный художником, который длился семь лет. Это положило конец первому периоду коллекции.
Когда начался второй период?
Судебный процесс длился с 1977-го по 1983-й. Дюбюффе его выиграл. Компания была обязана этот проект воплотить, но художник послал всех к черту: «Они этого не хотят, я это делать не буду!» В 1985-м начался экономический кризис и закончился этот первый период: снова идет смена президентов компании — приходит третий и говорит, что «не хочет знать никакого искусства». Этот президент год спустя был убит группой террористов…
Второй период длился с 1985-го по 1996-й. Коллекция существовала, но про нее забыли, ею не занимались. В 1973-м Renault переехала в новое, специально для нее построенное здание. Художников тогда попросили для этого здания сделать культурные интеграции. И вот эти произведения существовали в этих пространствах, но больше никакой активности не было.
В 1992-м приходит новый президент Луи Швейцер и спустя некоторое время решает реанимировать коллекцию. Он обратился к тогдашнему министру культуры за советом, кто бы мог заняться этой коллекцией. Ему посоветовали меня, и таким образом я попала сюда. Это было в 1996-м.
Есть даже анекдот на эту тему. Я была не в курсе того, что меня хотят пригласить, не отправляла никуда резюме. Мне позвонили и говорят: «Мадам, это месье Мишу из Renault». А я ответила: «Простите, у меня нет Renault, у меня Opel». Подумала, что это дилер из автоцентра.
Вас пригласили поработать с коллекцией, чтобы использовать ее для промо компании?
Скорее вдохнуть вторую жизнь в существующую коллекцию, реанимировать ее, привести в порядок. Цели приглашать новых художников не было. Да и предприятие не было заинтересовано как-то пиарить эту коллекцию. Слишком был болезненный судебный процесс, еще не все отошли после той истории.
Был период забвения почти в десять лет. Я занималась реставрацией, писала книги. Это была больше научная работа кураторского плана, нежели кураторская коммуникация. Сначала была коммуникация внутри компании. В 2002-м, когда Renault подписала договор с японским Nissan, я предложила Луи Швейцеру сделать большую выставку в Токио, и он сказал да. И коллекция начала путешествовать по миру.
Но вновь получить бюджет на продолжение дела Клода Ренара вам удалось совсем недавно, так? И это можно считать «третьей жизнью» собрания.
Да, это возрождение первоначальной идеи началось недавно, около четырех лет назад. Аргументы были следующие: у нас есть коллекция, которую мы можем показывать, это работает на имидж, но было бы еще лучше, если бы мы находили в стране, где открывается предприятие и проводится выставка, местного достойного художника. Приглашали его к сотрудничеству, пополняли таким образом коллекцию. Плюс и в том, что в коллекции будут не только почившие художники.
Кто стал первым приглашенным автором после возрождения практики?
Это был турецкий художник Арслан Сюкан, когда была достигнута договоренность об открытии выставки коллекции в Стамбуле. Я тогда созвонилась со знакомыми из сферы искусства и попросила организовать посещение мастерских турецких художников.
Теперь у нас две работы этого автора. Специально по моей просьбе он сделал серию произведений, вдохновленных существующим нашим собранием.
Сколько новых для коллекции художников было с того времени?
Шесть-восемь человек. И есть вероятность, что для русской выставки мы поработаем и с русским художником. Я этого очень хочу!
Что планируете привезти на новую выставку в Москву?
Еще нет такого списка, я в процессе работы над ним. Многое зависит от того, где будет проходить выставка, от пространства. Но это будут, конечно, хиты собрания, которые не приезжали к вам в прошлый раз, от Раушенберга и Вазарели до Сото и Анжелы Палмер.