Коллекционер, один из пионеров отечественного арт-рынка, основатель галереи Ravenscourt Galleries и аукциона Maxim Boxer, за плечами которого опыт работы в дирекции легендарной художественной ярмарки «Арт Миф» и аукционном доме «Альфа-Арт», рассказал ARTANDHOUSES об истории своего собрания, порассуждал о любви к старому и современному искусству и поделился ближайшими планами. В мае лучшие вещи из коллекции Максим Боксер покажет на выставке, которую готовит совместно с галереей «Наши художники».
Сколько сегодня единиц хранения в вашей коллекции?
Я очень безалаберный коллекционер, и этого я не знаю — всего понемногу. Для меня коллекция — непонятная мозаика. Возможно, отчасти оттого, что для развески работ дома уже не хватает места.
И всё же можно ли сказать, что вы коллекционер графики?
Я и не знаю, коллекционер чего я. В сущности, собрание построено по архаичной модели советского времени со всеми необходимыми элементами: живопись и графика Серебряного века, мебель русского классицизма, русское стекло и серебро XVIII века, и раньше, как полагается, была и голландская живопись. Увлечение голландской живописью происходило в тот очень недолгий период так называемого перераспределения старых коллекций. Общение с друзьями-наставниками, стариками-коллекционерами существенно расширило мои горизонты. Вглубь и вширь. Как это сказалось на собрании, тоже понятно — вместо того чтобы сконцентрироваться на одном направлении и пользоваться моментом, я метался по странам и эпохам, чему в конечном итоге рад. Это дало мне совсем другой уровень понимания. Коллекция для меня не объект тщеславия, а скорее сублимация. Меня вполне устраивает то, чем я занимаюсь всю жизнь.
Александр Шевченко
«Курящая на постели»
1928
из собрания Максима Боксера
Как происходил момент прививки искусством у вас, человека с инженерным образованием?
Было определенное влияние семьи технической интеллигенции, к которой я отношусь, моей бабушки, говорившей мне абсолютно правильные вещи, показывавшей небольшое собрание живописи, сохранившееся от ее отца, и таскавшей меня по выставкам. Помимо генетической любви к искусству, была еще и имплантированная. Дальше, благодаря стечению определенных обстоятельств, моей работе, связанной с художественной ярмаркой «Арт Миф» и первым в стране аукционным домом «Альфа-Арт», любовь переросла в профессию. Не сразу. Четко помню момент, когда понял, что инфицирован «собирательством», что я «вижу», и «вижу» с первой секунды. Как химия — смотришь на картину, и сразу с ней всё ясно.
Увлечение старым искусством не отменяло интерес к современному. И у вас появилась собственная галерея…
О, это уже совсем другая история. В современной галерее в Гагаринском переулке, 35, за два года мы провели десятка полтора серьезных выставок, хороших, камерных. Они строились по принципу дружбы с современными художниками и общения с ними. Художника Владислава Ефимова, искусствоведа Сергея Хачатурова я привлекал в качестве кураторов, но не только их. Были выставки Кирилла Александрова, Сергея Шутова, группы «ЕлиКука», Леонида Тишкова. Да мало ли… Много чего было.
Как называлась галерея?
Ravenscourt Galleries. Множественным числом в названии объяснялась многофункциональность. Во-первых, галерея была московско-лондонской. Когда в середине 2000-х годов Ravenscourt Galleries предлагала на нашем рынке работы фовистов и импрессионистов позднего периода — Марке, Дерена, Вламинка — на порядок дешевле русских аналогов, никто не верил, что такое возможно.
Сергей Шутов
«A Boy and a Planet»
2005
Это же было в Москве, на Российском антикварном салоне?
Да, мы четырежды повторяли этот эксперимент. Народ проходил мимо, шушукаясь. У кого-то Кончаловский висел за миллион, а у нас Вламинк за пятьдесят тысяч. Однако были и те, кто нам поверил и у кого теперь эти работы есть в коллекции, и они участвуют в музейных выставках, в таких, к примеру, как «Портреты коллекционеров» в ГМИИ им. Пушкина 2012 года.
Почему на столь громкие имена цены были не столь высоки?
Потому что это была их цена. Вещи, вполне интерьерные, но не относящиеся к главному периоду творчества этих великих людей, мировой рынок оценивает в совершенно разумные суммы. Цены на них растут, опережая инфляцию, но не более чем процентов на пятнадцать-двадцать в год. Если антиквариат — это профессия, то современное искусство, соответственно, хобби. Очень жаль, что Ravenscourt Galleries больше нет в Москве.
Из хобби, то есть второй деятельности галереи, вырос аукционный дом Maxim Boxer.
Тоска по галерее в Гагаринском переулке вылилась в организацию аукционов современного искусства в Лондоне. Мы провели три аукциона: «Русский космизм», «Метафизика в русском искусстве» и «Cartoonlike». Аукционы Maxim Boxer отличаются от обычных тем, что это выставочно-кураторские проекты с текстами, каталогами, круглыми столами, экскурсиями по выставке, знакомством с художниками и прочими приятными дополнениями. И аукционы эти тематические.
Иван Михайлов
«Playgrounds»
2010
Имел ли успех ваш проект?
Успех был большой. Игрушка дорогая, но самоокупающаяся. Особенно хорош был первый аукцион, «Русский космизм». Потом мы совпали с не очень благоприятным политическим и экономическим периодом. Но нельзя сказать, что у нас имелся колоссальный минус.
Сейчас аукцион приостановлен. Временно или навсегда?
Нынешняя пауза связана, к сожалению, с закрытием галереи «Эрарта» в Лондоне, удачно расположенной и предоставлявшей нам помещение не по самым высоким лондонским расценкам. Пока мы не можем найти адекватную замену площадки. Но бросать это дело не собираемся. Уже есть определенные наметки.
Удалось ли вывести на рынок новые имена российских современных художников?
Не стояло задачи по раскрутке собственных художников, с которыми, кстати, у меня нет эксклюзивных контрактов, — был просто подбор вещей для выставки. Но знакомство с некоторыми из них у лондонской публики произошло именно у нас. Постепенно появились английские клиенты, которые продолжают собирать и даже для этого приезжают в Москву. Кто-то любит Пахомова, кто-то Шутова, Тишкова, Острецова — тех, до кого у монстров рынка не доходят руки. Резонанс прессы был большой, там было о чем поговорить. Это не просто маленький аукциончик, а маленький аукциончик с большими прибамбасами (смеется).
Есть идеи для нового аукциончика? И когда, возможно, он состоится?
Может быть, осенью. Не исключаю, что для разнообразия мы проведем его в Москве. Есть и идея аукциона, посвященного невозможности понять русское искусство для западного зрителя. В свое время меня поразило эссе Вирджинии Вулф «The Russian Point of View». Оно касалось русской литературы XIX века, которую англичане воспринимают лишь по сюжету. Хочу провести параллель с русским искусством конца ХХ — начала ХХI века. Вот пример. Мой лондонский коллекционер покупает вещи Пахома, все испещренные, как вы понимаете, русской вязью. И даже не спрашивает, что там написано. Он видит качество, которое его устраивает. Для англичанина это просто вкусные объекты.
Какие будут имена на аукционе?
Конечно, московский концептуализм и петербургский неоакадемизм — Юрий Альберт, Игорь Макаревич, Тимур Новиков, Олег Котельников, — та часть искусства, которая западному зрителю непонятна и при этом абсолютно ориентирована на Запад.
Леонид Тишков
«Moon in the Arctic»
2010
Ваш загородный дом — это нечто вроде живого музея современного искусства, начиная со знаменитого красного «футляра», который для фасада дома сделал Александр Константинов, и кончая лайтбоксами Владика Ефимова, работами Алены Кирцовой, группы Escape.
И с тех пор ни у нас в поселке, ни в Москве никто не повторил этот фасад. Зато сам Константинов снискал популярность на европейском и американском рынке. Для Александра это был тогда важный момент перехода от скотча к более долговечному дереву, рейкам, залитым красной краской. Проба произошла как раз у нас.
Очень хорошо помню, как в саду среди деревянных шалашей, гротов и мостиков, которые для ваших детей мастерил Николай Полисский, под елками стояли скульптуры — персонажи соц-артовской композиции Гриши Брускина «Фундаментальный лексикон».
Тут вот была какая история. Режиссер Юлий Гусман снимает фильм «Парк советского периода». В Нью-Йорке встречает Брускина и говорит: «Старик! Мне очень нужны твои скульптуры для фильма. Можно я их сделаю в масштабе?» Брускин кричит: «Ни за что!» Через два года выходит фильм, в котором все эти скульптуры участвуют. Они встречаются вновь. Гусман радостно бросается на Гришу: «Я сделал всё так, как ты хотел!»
Красный «футляр» Александра Константинова
Когда фильм был снят, встал вопрос об утилизации этих декораций. Мой приятель, директор картины, оказавшийся и моим соседом, предложил забрать гипсовые фальшаки Брускина. Так пять лет они стояли у меня на даче, постепенно приходя в упадок. Как-то в гостях у коллекционера Пьера Броше встречаю Григория Брускина, рассказываю ему всё как есть и предлагаю уничтожить скульптуры.
В прошлом году Гриша приехал ко мне на дачу, и в веселой компании Сережи Хачатурова, Бориса Орлова, Владика Ефимова (который, разумеется, снял об этом фильм) мы это проделали — к радости детей, вооруженных подручными средствами и назначенных вандалами. Справедливость восторжествовала. Судьба уничтоженного фуфла «собрала» всю эту историю.
Зато интерьер дома украшен огромными полотнами Гоши Острецова.
Это декорации к спектаклю, посвященному началу нашей с Гошей дружбы и поставленному у нас на даче лет десять назад. Когда мне было четырнадцать лет, я стал первым собирателем Острецова, а Гоша тогда первый раз что-то продал. За рубль или три я купил лист графики на тему Апокалипсиса. Дракон в пещерном озере кого-то пожирает. У Гоши, в отличие от меня, ничего от этого периода не сохранилось. Он долго скитался по Франции. Когда вернулся, мы сделали спектакль «У щели дракона».
И вот сейчас вы готовите выставку части своей коллекции в Москве. Расскажите, какова концепция? Это будет «портрет коллекционера»?
Это будет выставка графических работ. Думаю, мне удастся совместить экспонирование рисунков, гуашей, акварелей, причем только Серебряного века, с классической мебелью. Вряд ли предстоящую выставку я бы рассматривал как желание «прозвучать», и подведением итогов я бы ее не назвал. Просто открываю возможность со мной ближе познакомиться и собрать старых друзей.
Какими вещами из коллекции вы особенно гордитесь?
Горжусь только их суммарной компанией. Потому что компания не случайная и отражает мой взгляд, в том числе описывает мое ментальное состояние.
Мне важна их целостность. Есть тут почеркушки Врубеля, эскизы театральных костюмов, есть линеарные рисунки Серова, которые очень дороги мне. Они у меня живут долго, не являясь предметом обмена и продажи.
Александр Бенуа
«Версаль»
1905/6
И всё же графика?
В графике, конечно, есть особый трепет. Но для меня графика не только трепет, но и редко достижимое в живописи русских художников — качество. Да, я люблю графику.
Как развивается собрание, мне совершенно неважно. В нем, разумеется, есть лакуны, но я отношусь к этому как к приключению, как к пазлу, картинка которого заранее не известна, а кусочки всё равно должны идеально подходить друг к другу.
