Восьмого апреля в Еврейском музее и центре толерантности откроется выставка «До востребования», которая покажет вовсе неизвестные или мало выставлявшиеся работы русских авангардистов из региональных музеев. О причудливой судьбе русского авангарда, частных коллекциях и очевидных подделках мы поговорили с куратором выставки, экспертом, автором «Энциклопедии русского авангарда» Андреем Сарабьяновым.
Концепция выставки связана с любопытным историческим фактом — попыткой создания в первые годы советской власти повсеместных музеев современного искусства. Расскажите, что это была за история.
Действительно, в 1918 году было организовано Музейное бюро, перед которым стояла задача покупать работы у художников (процентов на девяносто это были авангардисты) и рассылать их по городам России, где имелись художественные училища, с тем чтобы студенты могли на конкретных примерах учиться создавать современные произведения искусства. Идея совершенно утопическая, и никто на этих картинах не учился — не было реальных условий. Тем не менее по разным городам было разослано более тысячи произведений, и на выставке мы идем по их следам. Позже, во второй половине 1920-х годов, началась другая волна — авангард ссылали с целью «расчистить» собрания Третьяковки и Русского музея. Но результат в обоих случаях получился один и тот же — собрания региональных музеев пополнились отличными работами.
Получается, и первоначальная «рассылка», и последующая «ссылка» стали спасением для авангарда?
В каком-то смысле да, хотя, к сожалению, до нашего времени сохранилось не все. Я думаю, примерно половина, и это на самом деле много. Советская власть с авангардом активно боролась, и на протяжении 1930–50-х годов было несколько министерских приказов, которые предписывали музеям уничтожать искусство авангарда. Уничтожали не везде, хотя и такое было, но в основном сотрудникам музеев удавалось работы прятать. Хотя в 1950-е это грозило как минимум увольнением с работы, а в 1930-е за такое могли возбудить политическое дело.
С другой стороны, в 1919–20 году замечательная коллекция была отправлена в Витебск, который тогда уже был центром авангарда — там работали Шагал, Малевич. Но во время Второй мировой войны город был практически целиком разрушен бомбежками, и коллекция погибла. От нее осталось несколько работ, которые теперь хранятся в Русском музее, но примерно два десятка вещей утрачены.
Давайте выделим несколько хитов выставки, которые станут открытием для зрителей.
Открытием станут работы художников, имена которых мало кому известны. Например, из Чувашского музея мы привозим Алексея Кокеля. Авангардом он занимался только в 1900-е — начале 1910-х годов, потом стал соцреалистом и оставался верен ему до конца жизни. Подобных — ранее неизвестных — работ будет около десятка, хитами они не станут, но заинтересуют специалистов. А для широкой публики будет интересно увидеть неожиданного Малевича — маленькую графическую работу в стиле символизма. Но и привычный супрематический Малевич у нас тоже будет. Для выставки мы отбирали наименее известные работы, хотя и они уже когда-то выставлялись — абсолютно неизвестного Малевича уже нет, так же как и Кандинского.
У выставки небанальное архитектурное решение — единое пространство, в котором все картины видны одновременно. Это в традиции выставок середины 1910-х. Делать выгородки было тогда не принято. Например, когда Малевич с учениками в 1923 году участвовал в выставке петроградских художников всех направлений, их работы занимали два больших зала и были развешены в несколько рядов — так же они будут висеть и у нас. Мало того, в 1923 году все они выставлялись без авторства. Малевич призывал показать общий результат творческой работы единой бригады художников. У нас авторы все же будут указаны, но без традиционных этикеток: сбоку от картин будут цифры и на отдельных листах — подписи. Нам хотелось, чтобы экспозиция была адекватна тому времени. Тем более что проходит она в залах архитектурного памятника той же эпохи.
По моим наблюдениям, среди людей, которые интересуются искусством, но не занимаются им профессионально, достаточно много тех, для кого искусство авангарда — те же Малевич, Кандинский — остается не до конца понятным. Новые исследования «Черного квадрата» вызывают волну насмешек: художник просто замазал холст, а искусствоведы придумали теорию. Почему так происходит, ведь прошло уже больше века?
Дело в том, что авангард начал новую эпоху в искусстве в глобальном смысле. До этого на протяжении тысячелетий у искусства была функция отражать окружающий мир. В Древней Греции существовала теория мимесиса, согласно которой искусство — это то, что отражает окружающую нас действительность и воспроизводит ее средствами скульптуры, живописи и так далее. Такое отношение сохранялось вплоть до XIX века, за исключением Средних веков в Европе и русской иконописи. А авангард взял на себя совершенно новую функцию — не отражать, а создавать новую действительность. Она может быть навеяна окружающим миром, но она не есть окружающий мир. Это другая действительность — духовная, воображаемая, какая-то еще. И вот эту ситуацию до сих пор никто не разъяснил широкому зрителю. Не надо ждать от этого искусства того, что мы ждем от картины Шишкина «Дубовая роща», от Айвазовского или даже Серова. Это искусство ставило другие задачи и относиться к нему надо по-иному. От этого все недоразумения и разговоры о том, что каждый может нарисовать «Черный квадрат». Авангард — это искусство, требующее объяснения. Вся наша деятельность — выставка, энциклопедия, программа Центра авангарда — это попытки такого объяснения, но они еще очень далеки от финального результата.
Авангард взял на себя совершенно новую функцию — не отражать, а создавать новую действительность. Она может быть навеяна окружающим миром, но она не есть окружающий мир. Это другая действительность — духовная, воображаемая, какая-то еще. И вот эту ситуацию до сих пор никто не разъяснил широкому зрителю.
Кроме того, у нас в стране, к сожалению, довольно низкий уровень культуры. Меня всегда поражает, когда начинают рассуждать о Малевиче — великий он художник или мистификатор. Это смешно! Ни один француз никогда в жизни не усомнится в гении Пикассо. Хотя он вообще-то испанец. Но французы умеют сделать своими Пикассо, Шагала — они жили во Франции, были частью французской культуры, и это французское достояние. А мы все еще спорим о Малевиче. Пора уже признать, что это достояние нашей культуры, хотя бы потому, что это признал весь мир.
В сохранении и популяризации авангарда большую роль сыграли частные коллекционеры с Георгием Костаки во главе. Существуют ли сейчас частные коллекции, близкие по уровню? На слуху в первую очередь собрание Петра Авена…
Безусловно, Костаки сыграл огромную роль в популяризации русского авангарда на Западе. Когда в СССР приезжали высокопоставленные иностранцы, вплоть до Кеннеди, они смотрели Третьяковскую галерею, соборы Кремля, а за современным искусством шли домой к Костаки. Кроме того, он ведь проехал по Европе и Америке с курсом лекций. Человек, феноменально преданный русской культуре, он один сделал больше, чем советское государство. И именно благодаря ему цены на русский авангард достигли таких высот — он объяснял, в том числе арт-дилерам, что это ценно и заслуженно дорого стоит.
У Петра Авена замечательное собрание, но у него нет чистого беспредметного авангарда, он больше любит «Бубновый валет». Отличная коллекция у Валерия Дудакова и Марины Кашуро. Отдельные вещи есть у Владимира и Екатерины Семенихиных, хотя в целом они собирают другое направление. Но с Костаки никто не сравнится. Тогда было другое время — он находил и выкупал работы, которые закрывали дыры в сарае где-нибудь под Звенигородом. Сейчас этого уже, конечно, нет.
Если сейчас кто-то захочет с нуля собрать коллекцию авангарда, каковы его шансы?
На мой взгляд, вообще никаких. Можно, наверное, купить одну-две вещи — в семьях художников еще что-то сохранилось. Но собрать коллекцию уже невозможно. Наоборот, у него есть все шансы быть обманутым.
Подделок много, их вал не стихает?
Напротив, растет! Сейчас есть относительно новый тренд подделывать не конкретную работу, а коллекцию целиком. Два-три десятка картин, классический набор — от Малевича до мастеров второго ряда, про которые рассказывают, что якобы какой-то генерал МВД купил их где-то в Средней Азии. Все картины одного размера, написаны одной рукой, ну, может, двумя. Подписи стоят аршинные, чтобы сразу читалась фамилия: Фальк, Гончарова и так далее. Хотят за это миллионы. Не знаю, на кого это рассчитано, но раз делают, значит это востребовано.
Есть способы борьбы с фальшивками?
Я их не вижу. Когда несколько лет назад во Франции вышел каталог Натальи Гончаровой, в котором я насчитал четыреста фальшивых работ, Третьяковская галерея и Министерство культуры пытались судиться с издателем. Не из-за подделок, а из-за того, что без разрешения были опубликованы работы из их собрания вместе с не совсем понятными картинами. Это ничем не закончилось. Ужас в том, что картины покупают как раз на основании публикации в этом каталоге. Говорят, несколько работ купил какой-то известный французский киноактер.
Сейчас российским музеям запрещено давать экспертизы, но когда-то они делались, и на бланке Третьяковской галереи выходили подтверждения подлинности откровенно фальшивых работ. Известны фамилии тех, кто это подписывал. Сегодня они уволены из галереи, но и подделки, и сертификаты остались и продолжают бродить по рынку.
Авторы этих подделок не обнаруживают себя, история с Ван Меегереном не повторяется?
Пока нет, но я не исключаю, что это может случиться лет через двадцать. В советское время был такой художник Василий Яковлев — большой мастер, нарисовать мог что угодно. Шутки ради он делал работы под Рембрандта и других великих. Но это был сознательный розыгрыш — под слоем живописи он оставлял хулиганские надписи вроде: «Рембрандта хотели — получите». Говорят, одна работа даже попала в какой-то музей, там сделали рентген, прочли надпись и ужаснулись. Но это делалось не ради денег, а чтобы показать свое мастерство. Сейчас другие задачи. Рынок просит авангарда, а его нет. И вот поддельный авангард появляется.
Вы считаете себя коллекционером?
Ни в коем случае. Так сложилось, что с детства я был окружен картинами. Я застал время, когда в комиссионном магазине продавался Шагал, и Костаки приходил к моим родителям советоваться, покупать ему эту работу или нет. Купил все-таки. Надо иметь особую пружину внутри, чтобы искать, доставать. У меня нет такой страсти.
А в чем ваша страсть?
Я люблю находить и открывать что-то новое в музеях. На выставке будет работа Ольги Розановой, которая долгое время значилась как работа неизвестного художника, а я ее атрибутировал. И даже нашел название — «Пожар в городе». Она известна по архивным документам, но раньше это название приписывалось другой картине, которая хранится в Самарском музее. Пока это будет отражено только в каталоге выставки, но я надеюсь, со временем войдет в научный оборот. На выставке есть и другие находки…
