Анна Эрман творит волшебство из самого обычного — того, что можно купить на вернисаже в Измайлове или на платформе Удельной. Волшебство заключается в том, что любой предмет может изменить пространство до неузнаваемости, если его правильно подать.
Анна умеет выхватить из безбрежного моря безликих, одинаковых, серийных вещей две-три, которые достаточно соединить вместе, чтобы получить новый смысл, эмоцию, атмосферу, добавить в свою жизнь новое содержание и посмотреть на самого себя другими глазами. Всё это сегодня входит в полномочия декоратора.
Не буду скрывать, я воспользовалась поводом написать статью для ARTANDHOUSES, чтобы расспросить Анну Эрман о том, что интересно мне самой — как создается декор для дома, можно ли сделать его самому, где искать предметы, которые превратят обычный дом в уникальный.
Мы все знаем, какие качества нужны декоратору: насмотренность, вкус. Но в вашем случае, наверное, еще и смелость. Чтобы соединить в одну композицию кусок азиатской ткани, бюст Ленина и торшер дизайна Акилле Кастильони и добавить к этому пару каких-нибудь пластмассовых пупсов.
Мне кажется, смелость должна быть у заказчика. Если не будет такого счастья, как смелый заказчик, декоратору придется работать для себя.
А что делает декоратор для других?
Декораторство — это такая вынужденная история, когда планируешь помещение, потом его реализовываешь, и вот оно такое готовое и пустое, но у людей есть желание его до конца захламить или укомплектовать, и они просят помочь им в этом. Раньше я это делала трудно, долго, с поисками разных мелочей, потому что десять лет назад декор в России найти было сложно. Кухню Siematic можно было купить сразу, а вот декор нужно было искать. Но я пыталась, как могла, довести каждый свой объект до завершения и не жалела сил на поиски. Потом эта моя работа выросла в ремесло, и мне стало легко. То, что вы видите сейчас, приобретено в процессе практики.
У вас очень специфическая работа, на стыке дизайна и современного искусства. Вы из семьи художников?
Мои родители — музыканты. Папа — преподаватель вокала, мама — преподаватель фортепиано, я «отработала» семь лет музыкальной школы, семь лет концертного хора, и когда я поступила в экономический вуз, мама очень стеснялась рассказывать об этом знакомым. Когда я работала бухгалтером во время учебы в институте, мама была в ужасе: в нашей семье — бухгалтер? Потом стало ясно, что мне нужна такая работа, при которой не нужно ходить на пятидневку. В детстве я хотела стать модельером, но в то модельерство, которое существовало в России в 1990-е годы, мне идти не хотелось. В 2000 году я заметила, что появилась новая профессия — интерьерного дизайнера, и я пошла поучиться дизайну, но в институте мне тоже не сиделось — я пошла «в поля», изучать стройку. Хотела знать, как выглядит гипсокартон живьем, как строятся стены и как же мне их выкрасить. Четверо моих одногруппников из Института дизайна и рекламы, который я так и не окончила, работают в дизайне, мы встречаемся вот уже семнадцать лет — мы как раз те, кто пережили и желто-синие диваны, и гипсокартоновые потолки, всё это мы попробовали и стали прыгать дальше.
Но в период сине-желтых интерьеров такие вещи, как у вас, не могли появиться.
Вы знаете, свои предметы я начала делать сразу же. Я понимала, что заказчик не готов покупать предметы декора, но мне надо было закончить объект, значит, надо было найти что-то дешевое — картины, ковер. Я начинала с Манежа и ЦДХ и понимала, что не могу предлагать своим заказчикам покупать такие дорогие картины, и стала искать дешевые. В каких-то жутких районах, в подворотнях общалась с пьяными художниками, но выискивала картины, которые можно было купить пачками задешево. Я знала, что задешево покупают всё. Ковер для одной из первых квартир, я помню, мне помогла сделать подруга, он был из кусочков кожи и ниток.
Мои нынешние арт-объекты — та же история. Нужно закончить объект, мне интересно работать быстро.
Из чего сделан динозавр в вашем прошлогоднем проекте? Он держит весь объем.
Там два динозавра, один на крыше, второй в детской зоне. Это обычные садовые скульптуры из пластика, я просто предложила выкрасить их в белый цвет. Первого красили всей семьей, вместе с детьми, на второго решили всё-таки пригласить маляра.
Больше всего объектов в доме, который вы закончили в этом году, но, честно говоря, видно, что они там появились не из экономии.
Это удача, что у меня есть такие люди. Я знаю их семнадцать лет, это наш второй дом, мы донесли до него всё, что не смогли сделать в первом. Но это люди, которые увлекаются современным искусством, ищут его, изучают, ездят, смотрят. И хотят иметь его у себя дома, а не просто видеть в музеях. Среди наших общих друзей много людей, которые говорят: «Классно, но мы бы так жить не смогли».
Мне больше всего нравится фигура у бассейна, она совершенно меняет его функцию, бассейн превращается в выставочное пространство. Но мне не знаком этот персонаж, к сожалению.
Ой, это какой-то мужик. Я исхожу не из того, кто автор и что изображено, мне всегда нужен размер. Когда мы строили бассейн — он еще в бетоне был — я знала, что у меня есть одна свободная стенка. Если я поставлю туда какую-нибудь курочку высотой метр с кепкой, я однозначно ее потеряю. Я знала, что мне нужна работа шириной 70 сантиметров и высотой 2,30, и всё. Я видела там какую-нибудь колхозницу с ВДНХ, хозяин хотел замутить что-то классическое, но в итоге появился вот такой мужик. И у меня всегда так. Когда я вижу помещение, мне важна пропорция.
Представим себе такую ситуацию, что вы прилетели в Берлин на один день, вы знаете, что там открылась выставка современного художника, который вам интересен, и блошка работает в этот же день. Куда вы пойдете?
Сейчас уже на современное искусство, потому что блошки все обошла, в Берлине была несколько раз.
Дайте совет любителям блошиных рынков: где что искать? Считается, скажем, что в Берлине много предметов 1950-х и 1960-х годов, в Париже можно найти мебель и свет послевоенного времени, ну и много фарфора, серебра и стекла.
Для меня всё не так. В Берлине я была на многих блошках, рядом с одной у меня сестра живет, туда люди пообщаться приходят, там атмосфера. Но для меня Берлин ассоциируется с фурнитурой для окон. Если нужно найти какие-нибудь эспаньолетты, поезжайте в Берлин. Там фурнитура продается мешками.
Париж для меня сейчас место, где всё очень дорого. У французов есть своя мода, тренды чисто французские, но покупают их богатые англичане и американцы. Сами французы ничего не покупают на парижских блошках. Мне нравится в Париже другое, то, что я вижу в художественных галереях. Самых любимых, продвинутых заказчиков я отправляла в те галереи, которые мне нравятся, но они там ничего не покупали. И делились потом: да, всё классно, но себе я такое никогда не поставлю.
Что это было?
Парижские художники очень любят изделия из металла и трупики животных. Сначала я это тоже не очень понимала, потому что они у меня ассоциировались с нашими охотничьими хозяйствами. Но сейчас я от этих вещей в восторге и очень рада, что Эрмитаж дал возможность выставиться Яну Фабру, смотрела его вещи в Голландии и восхищалась. Крутое в Париже — оно вот такое, и я спрашивала в галереях, есть ли у них русские покупатели. Они говорят: «Русские? Нет».
Есть ли еще на планете места, интересные для охотников за сокровищами?
Бирма, Лаос, в общем, вся Азия, это классно по текстилю, но всё это теперь доступно в Н&M Home, нет смысла из-за этого ехать так далеко. Десять лет назад ничего не было, каждое покрывало было ценностью, а сейчас всё есть. Где мне хотелось бы поковыряться, чтобы создать большой объем — не квартирку, а помещение, скажем, в несколько тысяч метров, — это Бали. Я бы порылась там в подворотнях, на развалах, где крупный габарит, много камня, дерева, раковин, много атмосферы. Но в наши объемы эту атмосферу не впихнешь. К сожалению, в России до сих пор мало высоких объемов.
Что бы вам хотелось делать дальше?
У меня столько желаний, столько желаний… Мне очень нравится выбирать и складывать, и я могу делать это по многу часов в день. И прямо пятидневку. Сейчас на всё есть большой, просто сумасшедший выбор. Когда я захожу в магазин света, любой, на обочине, я понимаю, что могу за два часа скомплектовать кучу миксов. Но мне приходится тратить уйму времени на общение по поводу проекта, разъезды, переговоры. Что с этим делать, я не знаю. Запускать свою линию или делать десять своих объектов и продавать их, я пока не решила.
А вы всё делаете под конкретный объект?
Нет, я всегда всё делаю для себя, если у меня что-то новое зарождается, значит, мне чего-то не хватает в быту. За эту зиму я переработала много материалов — прозрачные канализационные трубы, перфорированный металл, собираюсь сделать огромную инсталляцию в своем саду, сезонную, зиму она не переживет. Ездила по заводам, промзонам, у меня много предметов появилось из железных направляющих. Но делаю каждый из них очень долго, потому что всё делается буквально руками, себестоимость моих предметов колоссальная. Но когда два-три я делаю для объекта и один остается мне, для меня этого достаточно.
Что дальше?
Думаю пойти на пенсию на пару лет, чтобы решить, что же мне хочется делать.