Издательская серия «Незамеченный авангард» была задумана Центром авангарда чуть более года назад. Она нацелена на расширение списка памятников московского конструктивизма, многие из которых пока не столь известны широкой публике, как, например, шедевры Мельникова, Голосова или Гинзбурга. Готовящаяся к печати третья книга серии повествует об образце социального жилья со встроенной инфраструктурой, кооперативном доме Обрабстроя, построенном в 1929 году по проекту архитектора Владимира Клементьевича Кильдишева в Басманном тупике. Авторы текстов Константин Гудков, Александра Селиванова, Александр Дуднев любезно предоставили возможность ARTANDHOUSES опубликовать фрагмент книги до ее выхода в свет.
Истоки архитектуры дома Обрабстроя
Палитра советской довоенной архитектуры была гораздо богаче, чем традиционные представления о ней в духе оппозиции «авангард — неоклассика». Более того, даже внутри модернистской архитектуры 1920-х годов, часто без разбора называемой «конструктивизмом», можно увидеть много оттенков, да и посторонних явлений. Сами конструктивисты (Объединение современных архитекторов, ОСА) обращали внимание на эту неоднородность и энергично протестовали против зачисления в их стан эклектиков вроде Щусева, умело использовавшего модные приемы в своем проекте Наркомзема. Его самого и близких ему архитекторов Гинзбург и братья Веснины прямо называли эклектиками, имитирующими формальные приемы стиля (простые объемы, гладкие поверхности стен, ленточные окна), но не понимающими метод. Совершенно независимым путем шел Константин Мельников, свою автономную теорию разрабатывал Илья Голосов. Но особенно громко звучало в те годы противостояние конструктивистов и рационалистов — архитекторов бригады АСНОВА (Ассоциации новых архитекторов). Если архитекторы из ОСА, близкие идеям европейских функционалистов и особенно Ле Корбюзье, во главу угла ставили функциональные задачи каждого проекта, из анализа которых вырастали планы, структура, социальная программа, экономика и, соответственно, выбор строительных материалов, то рационалистов интересовали совсем другие темы, касавшиеся, скорее, градостроительных вопросов и формообразования. Владимир Кринский, Николай Ладовский, Виктор Балихин, Николай Докучаев — лидеры АСНОВА — были заняты выявлением законов рационального (незатратного, экономного для психики и зрения) восприятия архитектурной формы, организации «тел» в пространстве, исходя из особенностей психологии человека.
Разработанная ими программа обучения архитекторов во ВХУТЕМАСе — ВХУТЕИНе, дающая понятия ритма, массы, пространства, остается основой заданий первых лет обучения в российских архитектурных институтах по сей день. Руководитель Обрабстроя Рухлядев был одним из учредителей АСНОВА. Приглашенный им для проектирования дома Обрабстроя архитектор Кильдишев был, судя по всему, близок кругу АСНОВА — Виктор Балихин был его однокурсником по МУЖВЗ. В своем проекте в Басманном тупике Кильдишев решал именно пластические, пространственные задачи, тогда как функциональные особенности дома практически не нашли особенного отражения в плане и фасадах. Ни детский сад с выходом на крышу, ни специализация этажей (квартиры и жилые ячейки общежития) как обособленные элементы со своей особой структурой и задачами снаружи явно не выражены. В то время как очевидно, что архитектора волновали постановка дома на рельефе, восприятие его в ракурсе и при движении — собственно, те же вопросы, что ставились архитекторами АСНОВА всегда. Мы видим, что в данном случае ответ на вопрос рационалистов о «пластической активности», «композиционной амплитуде» решался в пользу работы с протяженным фасадом главного корпуса, единым фронтом ориентированным на железную дорогу. При этом примыкающие с заднего фасада поперечные корпуса образовали открытые солнцу дворы. Восприятие главного фасада в динамике было особенно важно в данном случае — из-за проходящей прямо под домом железной дороги. Композиция должна была схватываться глазом мгновенно, за доли минуты по ходу движения поезда. Поэтому нужен был простой и выразительный прием. Ровные, даже монотонные крылья фасада дома ближе к центру начинают собираться в «складки» — балконы, а затем пластично заворачивают внутрь, завершаясь энергичным «выстрелом» центральной высокой части здания. Это движение вверх подчеркивается тремя тесно сжатыми пунктирными линиями окон лестничных клеток, приостанавливается на девятом этаже тонкой перемычкой балкона, затем возобновляется вновь и заканчивается тремя «пулями» — точками круглых окон на гладком «аттике» — объеме водонапорной башни, расположенной на самом верху дома.
Симметричный ступенчатый силуэт, плавные повороты формы, подчеркнутые прорезями окон, круглые отверстия на фоне гладкой стены, лапидарность фасада дома ассоциируются с примерами жилых домов ар-деко в Великобритании, Франции, странах Восточной Европы. Нет сомнения, что европейская архитектура 1920-х годов была хорошо известна советским архитекторам. В данном случае характер здания — многоквартирный жилой дом с встроенной инфраструктурой — полностью соответствует распространившейся во Франции в 1920–1930-е годы типологии HBM — «habitations à bon marché», дома с дешевыми квартирами, которые образовывали плотную 7–9-этажную застройку с включением специализированных помещений и инфраструктуры — от художественных студий до бассейнов. По своей программе такие дома были близки концепциям Корбюзье и функционалистов: в них большое внимание было уделено инсоляции и проветриванию, эффективному использованию плоских кровель, при максимальной экономии — максимальному же удобству и «технологичности», включению общественных помещений в структуру дома. Застроенные плотно поставленными аналогичными домами рабочие кварталы появлялись на окраинах крупных индустриальных центров Франции (помимо Парижа это и пригород Лиона — район Грат-Сьель), Австрии («Красная Вена»), Германии, Польши, Италии (например, Гарбателла в Риме). Для новой концепции качественного дешевого жилья для рабочих, окрашенной в модный среди европейских архитекторов того времени «красный цвет», годился новый архитектурный язык, балансирующий между функционализмом и ар-деко, однако избегающий радикализма первого и роскоши второго. Аскетичные, простые фасады оживлялись пластикой полукруглых или граненых эркеров, ступенчатым силуэтом, длинными лентами балконов и окон, вертикальными прорезями остекления лестничных клеток и, конечно же, «корабельными» мотивами — круглыми окнами-иллюминаторами, «палубами» плоских кровель, характерным рисунком перил балконов. Собственно, все эти элементы мы можем обнаружить и в доме Обрабстроя Кильдишева, что позволяет нам рассматривать его в широком международном контексте.