Издательство «Кучково поле» выпустило книгу «Пейзажный парк в Европе и России: от Просвещения к романтизму» — альбом и исследование под одной обложкой, посвященное пейзажному стилю садоводства, возникшему в Англии в начале XVIII столетия и ставшему одним из главных достижений культуры Просвещения. Репутации регулярной парковой системы с ее прямолинейными дорожками и фигурными формами был тогда нанесен серьезный удар. Великолепные садово-парковые ансамбли, отвергающие какую-либо геометрию, в это время появляются в Германии, Польше, Австрии. Пейзажный парк во Франции развивал простые и естественные черты неоклассицизма и вдохновлялся поэзией руин.
Павел I, побывав в Европе, вздумал устроить Гатчинский парк по образцу французской усадьбы Шантийи, его супруга — воплотить в Павловске частицу своего детства, парк Этюп. В конце XVIII века пейзажный парк Европы и России «романтизируется». Статьи историков искусства в представленном издании раскрывают парковую тему на примере живописи, графики, скульптуры, архитектурных чертежей, планов и предметов быта. Одну из статей ARTANDHOUSES публикует с любезного разрешения издательства.
Елена Иванова. Проект парка Безбородко в Москве Н. А. Львова — уникальный памятник истории русского садово-паркового искусства
В наследии выдающегося русского архитектора Николая Александровича Львова (1753–1803) есть предмет поистине уникальный: это альбом с проектом парка, представленным не только серией авторских чертежей, но и комментарием, который составлен самим зодчим и является настоящим эстетическим трактатом. Исключительная одаренность Н. А. Львова проявилась во многих сферах, от литературного творчества до инженерных изобретений. Особенно значительным оказалось его наследие в области архитектуры и садово-паркового искусства, которое в XVIII столетии «выдвигается на один из первых планов в культуре Европы». Львову, самостоятельно овладевшему профессией архитектора, довелось проектировать значительное количество усадебных комплексов, осуществить множество парковых построек и в собственных владениях, и по заказам своих друзей, и для императорской семьи. В 1797–1799 годах архитектор разработал проект парка для князя Александра Андреевича Безбородко (1747–1799) при дворце, который тот собирался построить в Москве на участке, пожалованном ему императором Павлом I на высоком берегу Яузы. Эффектный ландшафт этого «порожнего места», сохранившего некоторые следы паркового устройства прежних владельцев, вдохновил Львова на великолепный замысел. Комментируя его, архитектор воспользовался случаем изложить свои взгляды на искусство, особенно близкое ему по свойствам натуры и образу жизни, искусство, в котором ему удалось приобрести обширный и многолетний опыт. Собрав одиннадцать чертежей проекта в альбом, архитектор поместил на восьми его листах тексты, в которых он не только раскрывает конкретный замысел, но и обосновывает свои эстетические принципы. Осуществление проекта — строительство дворца и устройство парка при нем — не состоялось из-за безвременной кончины заказчика, не была завершена и пояснительная записка: только три постройки сопровождены комментарием (Верхний монумент, Подземное строение и Птичник), а перед чертежами шести других можно видеть в альбоме лишь приготовленные обрамленные листы, оставшиеся пустыми. Текст альбома, озаглавленный «Каким образом должно бы было расположить сад князя Безбородки в Москве», написан в двух вариантах (на французском и русском языках), в основном совпадающих по содержанию. Определяя свою задачу, Львов формулирует главную стилистическую оппозицию ландшафтного искусства своего времени — приоритет натурального сада перед регулярным, от приемов которого, впрочем, не отказывались полностью ни в России, ни в других странах Европы. Также и Львов ставит своей целью «согласить учение двух противоположных художников Кента и Ленотра». В соответствии с этим он определяет два раздела своего комментария: «Расположение симметрической части сада» и «Расположение натурального сада», причем принципы регулярного стиля он применяет вблизи дворца и вдоль берега Яузы, а натуральный, «аглицкий» сад располагает между этими двумя зонами (первый чертеж альбома — генеральный план).
По мысли Львова, парк должен «служить еще богатою рамою великолепному дому», «а потому не может быть иначе, как Архитектурный или Симметрический». Эта часть парка показана на третьем чертеже альбома, вместе с планом и разрезом «Подземного зала», в виде грота оформляющего склон от дворца в сторону Яузы; здесь же представлен эффект венчающего всю композицию «Верхнего монумента»: это бронзовая «колоссальная статуя божеству, благотворившему хозяину», на постаменте, представляющем «дикую гору» с «четырьмя просветами», сквозь них светится огонь «жертвенника» за «прозрачною водяною завесою». Здесь, как и в обустройстве «подземного зала», освещенного «двумя каминами», покрытыми «водяною завесою» фонтана, проявилось увлечение Львова гидротехническими устройствами, не раз применявшимися им в его садовых проектах. Архитектор поясняет, что он, «приведя всю сию часть горы (то есть склона. — Е. И.) в движение текучими водами, определил оную живым подножием дому» «и так связал обоих садов свойства, что неприметное их разделение более в плане, нежели в самой вещи означается». Рассматривая далее генеральный план, можно видеть, что средней части территории, следующей за первой регулярной зоной, придан характер английского пейзажного парка, украшенного извилистыми тропинками, неправильными формами как бы естественных водоемов и свободно разбросанными группами зеленых насаждений. В разделе комментария, озаглавленном «Расположение натурального сада», Львов раскрывает свою идею распределения его по времени суток на «утреннее», «полуденное» и «вечернее» гульбище с использованием прежде всего естественных эффектов освещения. Архитектор предусматривает не только особые для каждой зоны визуальные впечатления, но и звуки — пение птиц в утренней части, где размещает павильон птичника, шум воды каскада и водоемов, устроенных в части сада для «полуденного гулянья» (пятый чертеж альбома).
Отдельного внимания заслуживает проект Птичника — один из трех чертежей парковых построек, который сопровожден подробным комментарием. В нем автор объясняет, что «не сделал бы в саду естественном птичника, похожего на дом человеческий, а еще меньше на храм божий», если бы не соображения соответствия местоположению будущего парка: «…среди Москвы, на открытом возвышенном месте, близ дому великолепного» птичник в виде простой хижины был бы «не у места». На четвертом чертеже альбома можно видеть изящный и оригинально задуманный павильон с перекрытым куполом круглым колонным залом для легких трапез и с двумя по сторонам его галереями-вольерами, где помещаются птицы, «для водопою оных сделаны два небольшие каскада по обоим концам открытых галерей». На генеральном плане птичник виден слева (не полностью), у самой границы участка, так что внешняя глухая стена постройки, по-видимому, составляла часть ограды, и в ней был устроен «просвет», чтобы гости из круглого зала могли любоваться Кремлем. Особое значение придает автор альбома «вечернему гульбищу», для которого «определена вся нижняя часть сада поперек оного»: «Хозяин, любящий разделять свои утехи, определил сию часть сада для публичного гулянья, к которому приезд с обеих сторон». На генеральном плане слева — «главный въезд с большой улицы составляет полуциркульная площадь, окруженная покрытою колоннадою, под которою в разных лавочках продаются галантерейные вещи, конфекты, фрукты и проч.», «тут жилище привратника, а с другой стороны и источник воды чистой и здоровой; сей источник составлял доход прежнего хозяина сада» (девятый лист альбома). Идея сделать частное владение общедоступным парком характерна для эпохи Просвещения — можно вспомнить, например, Строгановский сад в Петербурге (архитектор А. Н. Воронихин, 1772). Общественное назначение парка, по-видимому, особенно дорого Львову (о чем свидетельствуют и приведенные ниже комментарии к другим постройкам комплекса), не случайно на обложке альбома он помещает изображение этого парадного входа в парк, устроенного для горожан. «У других ворот сада (которые не поместились на генеральном плане. — Е. И.), на другую улицу, построен во вкусе турецкого киоска кофейный дом (восьмой чертеж альбома), в котором находятся как разные прохладительные напитки, так и конфекты и мороженое. На середине дома большой зал определен для танцев на случай внезапного дождя или дурной погоды. Возле него в турецком вкусе отделанный кабинет с большим и великолепным диваном, с коего можно видеть танцующих сквозь движущуюся сетку играющих вод, составляющих щиток в широкой перемычке той стены, которая кабинет от танцовального зала отделяет». Здесь интересно отметить, что кофейный дом — единственная постройка проекта, в которой Львов отступает от классического стиля и обращается к историзму, всё более распространяющемуся в архитектуре парковых построек Европы. Формы этого павильона схожи с турецким киоском, спроектированным в 1780-е годы Джакомо Кваренги для Царского Села (возможно, архитекторы использовали один образец). Характерно, что во французском тексте комментария Львов приводит фрагмент из поэмы Жака Делиля «Сады», в котором выражено критическое отношение к «Архитектурному хаосу без цели и отбора» («Chaos d’Architecture sans but et sans choix»), который возникает в результате создания в парках построек «Римских, Греческих, Арабских, Китайских» («Ces batiments Romains, Grecs, Arabes, Chinois»). Подобно тому как, являясь противником регулярного сада, Львов применяет его приемы по художественной необходимости, он, проектируя парковый павильон «в турецком вкусе», не грешит против хорошего вкуса, позволив себе небольшую архитектурную «вольность», уместную при увеселительном назначении постройки. Завершая комментарий к «натуральному саду», Львов перечисляет ценные его преимущества: «Единообразие прервать противуположением, противуположение связать общим согласием и дорожками, которых излучины и повороты не для того сделаны, что так вздумалось садовнику, но каждая из них имеет свое намерение и причину, и если гуляющий принужденным иногда найдется сделать круг для того, чтобы пройти к предмету, его зовущему, то лишние шаги его заплачены новым и неожиданным удовольствием, которого бы прямая дорога его лишила».
Тем не менее в нижней части сада, вдоль набережной Яузы, Львов вновь возвращается к приемам регулярной планировки, к чему склоняют его условия места: здесь находятся оставшиеся от прежних владельцев два больших пруда, которые архитектор обращает в место массовых водных праздников и состязаний (одиннадцатый чертеж альбома): «Четвероугольный пруд обратил он (то есть художник, как пишет о себе автор. — Е. И.) в полукруглую Навмахию, а дабы не отяготить оную слишком Архитектурою, то одни только ступени Амфитеатра и портики сделал он из тесаного камня: галерею же, покрывающую беседки полукруглою аллеею, составил из стриженой зелени, в пролетах которой поставил вазы и статуи. Два угла пруда, за амфитеатром оставшиеся и закрытые лесом, служат для пристани судов, употребляемых на разные игры в Навмахии (десятый чертеж альбома). Противу Амфитеатра на двух передних углах поставлены две ростральные колонны, на которых железные треножники служат фаросами для освещения игр, когда даются оные в ночное время. Летом определено оное для игр по воде и гулянья на Гондолах, а зимою служит оное поприщем для беганья на коньках по льду. Второй пруд, продолговатую фигуру имевший, обращен в водную Лицею, по которой на маленьких Гондолах делается регата. Кругом водяной Лицеи расположен для ристалища на колесницах Гипподром. На узком перешейке, разделяющем Гипподром от Навмахии, построены двое триумфальных ворот, чрез которые проезжают Атлеты прежде начинания игр (шестой и седьмой чертежи альбома). По бокам оных полукруглые колоннады поддерживают куполы и вместе с воротами составляют один общий храм славы как для сухопутных, так и для морских героев, коих бюсты (на правой стороне — графа Румянцева-Задунайского лицом к Гипподрому; на левой — адмирала Грейга к Навмахии) поставлены в середине полукруглого здания, рассмотря статуи и надписи, — заключает Львов, — найдет он (посетитель парка. — Е. И.) нечаянно в саду частного человека, как в Пантеоне патриотическом, историю века в памятниках сынам отечества воздвигнутых».
В теоретическом обосновании, данном Львовым к проекту парка Безбородко, можно отметить многие важные черты эстетики романтизма, воплотившиеся в садово-парковом искусстве: акцент на выразительности игры света и тени, роль движения при создании зрительных образов, значение исторических памятников в образной структуре парковых комплексов. Сила и оригинальность архитектурного замысла, воплощенная в проекте парка Безбородко, высокое художественное качество его графического исполнения, смысловая емкость пояснительной записки — всё это делает альбом Н. А. Львова бесценным произведением, которое не только глубже раскрывает его творческую индивидуальность, но и показывает значительное место русской эстетической мысли в европейской теории искусства эпохи Просвещения.