В Московском музее современного искусства в Ермолаевском переулке, 17, новый арт-сезон начинается с персональной выставки Валерия Чтака «В моем случае ни в коем случае», на которой будут представлены его новые работы, графика и инсталляции. ARTANDHOUSES поговорил с художником о культуре — самой выставке, Йозефе Бойсе, фильме «Тряпичный союз» и дизайнере Гоше Рубчинском.
В этом августе тема 1990-х стала очень модной. Все вспоминают те годы — стиль, музыку, искусство. Для вас они что-то означают?
Я их не люблю. В 1980-х я был еще совсем маленьким, в 1990-х мне было десять лет и я был глубоко несчастным человеком, буквально всё это десятилетие — от начала и до конца. Люди омерзительно одевались, были бедными и готовы были делать всё что угодно. Отвратительно, я не могу на все эти фотки смотреть. Вот в 2000-е хорошее время было, когда у людей появилась возможность делать искусство, а не пальцем в носу ковырять, появилась возможность увидеть Европу. В 1990-е русские, выезжавшие в Европу, — это была банда гопарей, которых возил куратор и обычно офигевал, что русские люди могут купить какую-то фигню за пятнадцать марок и безумно этому радоваться.
Сегодня у художников есть возможность поехать в резиденцию…
Здесь уже другой перекос. Молодые художники сегодня начинают пальцы гнуть на ровном месте. Им молоко не молоко, и подавай всем роскошную жизнь. У людей, выросших в 1990-е, есть адекватное восприятие реальности. Они понимают, что можно довольствоваться насущным, можно особенно не кочевряжиться. А молодые художники не знают, что раньше многое стоило больших усилий. «У меня бюджет выставки столько-то долларов, и вообще я на производстве, не звоните мне сейчас» — говорят они. А я помню, как мобильные телефоны только появились. У меня есть сын, который буквально с телефоном в руке родился. Когда он научился возить пальцем по экрану, телефон стал общедоступен. Конечно, у него совсем другие представления о жизни. Я же помню, как появился YouTube. Я не хочу толкать речи в духе «мое поколение было таким крутым, а вы нет». Но между нами всё равно есть некая поколенческая разница. Люди, которые видели мир без интернета и YouTube, понимают, что вообще-то этого всего может и не быть. Они понимают, что тебе никто ничего не должен, тебе не должны предоставлять мастерскую по первому твоему зову. А молодые считают, что как только у тебя появляется контакт с галереей, требуй себе мастерскую. Почему? В связи с чем? Вот у меня сейчас будет выставка, и я про себя думаю: «Интересно, а я заслужил кармически, ментально всё это?» В этом августе я, кстати, официально перестану быть молодым художником. Мне исполнится тридцать пять лет. Так что это будет выставка уже не молодого художника, такой эстеблиш-арт.
«Не фотографировать»
2008
Как вообще вошли в профессию, с трудностями?
Да всё само получилось, я же вообще стал художником случайно, и успешным стал случайно. В одной песне есть слова: «У тебя бы никогда не получилось, если бы ты знал, как это делается». Теперь уже некоторые вещи получаются именно потому, что я художник. Как можно сделать выставку в Ермолаевском? Ты просто звонишь Леше и говоришь: «Лёш, привет, это Чтак, давай выставку сделаем?» Как это может сделать неизвестный молодой художник? Не может. Как я это сделал? Как говорил Фирс в «Вишневом саду», «я давно живу». Я помню, что все картинки, которые я делал, всё время кому-то нравились. Ты всё время эту реакцию ждешь: «Вау, как круто, чувак». Я начал заниматься искусством в шестнадцать лет, я до сих пор охреневаю, что я художник. Я всегда мечтал быть рок-звездой. В 1998 году я начал участвовать в активностях группы «Радек». Тогда это было проще, чем сейчас в моем уже возрасте. Поэтому если я сейчас буду делать что-то совместное с молодыми художниками, я буду как «классик» среди них. Я в свое время пытался делать выставку с Гутовым и Осмоловским. У меня с ними не получилось. Они как банда престарелых курочек сидели и вспоминали: «Помнишь тогда это было, а помнишь вот это».
Какие на выставке будут работы? Вы подводите какой-то итог?
Я буквально на днях понял одну вещь про вопрос «Что ты будешь делать перед смертью?». Перед смертью — это сейчас, ведь мы можем умереть в любой момент. Поэтому все выставки итоговые. Там будет повторение нескольких инсталляций, которые многие не видели. Будут плюс-минус новые работы, я же делаю в принципе одно и тоже. Это можно считать и стилем, и самоповторением: буквы, череп, а здесь ничего не понятно, на каком языке, а почему всё серое? Чтобы диверсифицировать это, нужно идти и смотреть. Будет много характерного Чтака и много нехарактерного, в котором ты бы никогда не узнал Чтака.
«Любить»
В одном из ваших интервью я прочитала, что вы не относите себя к европейской традиции, а хотите, чтобы вас относили к «традиции крутых чуваков». Кто такие крутые чуваки для вас?
Понимаешь, есть кантри и есть Джонни Кэш, есть регги и есть Боб Марли, есть хеви-метал и есть Black Sabbath. Есть современное русское искусство и есть Чтак (смеется). Я бы хотел, чтобы было так. Я хочу ассоциировать себя с самой высокой планкой.
Что должен делать художник, чтобы стать «крутым чуваком»?
Он не должен делать ничего. Он просто должен быть крутым чуваком. Йозеф Бойс, мой самый любимый художник, был очень крутым чуваком. Правда, живописью он не занимался. Но самый главный в искусстве для меня именно он.
Мастерская художника
У Бойса были некие ключевые понятия, из которых состоит его искусство (Америка, внутренняя Монголия, жир и войлок). Когда говоришь: «Бойс», то у тебя уже есть ассоциативная цепочка. Какие понятия есть в вашем искусстве? Тотальная инсталляция, монохром?
Нужно самому смотреть со стороны и выстраивать с его искусством отношения, как и с любым искусством. Что есть классного у меня? Это ты мне расскажи, я-то уже всё сделал. Это, кстати, одна из основных проблем современных молодых художников: «Я сделаю и сам тебе еще и объясню. Если ты хочешь сам интерпретировать, то не надо, это не о том. Вот прибивание яиц к Красной площади — это об этом». А я вижу, что это об этом, и мне это очень не нравится, то, что это об этом. Для меня это о том, что чувак прибил яйца к Красной площади, а референсом была брутальность венской школы. Я вижу, что это эстетически сделано плохо. Мне вообще не нравится то, что делает Павленский.
Из серии ЧТАК ВЫШЕЛ В ТИРАЖ
2010
То есть его вы не относите к разряду «крутых чуваков»?
Нет. Он очень плохой художник, это называется «притягивание за уши». Чем отличается венский акционизм от Павленского? У венцев было высказывание о пустоте. Когда рты себе зашивали Император Вава и Олег Мавроматти, которые сделали это еще в 1995 году, они говорили о пустоте, а Павленский, когда зашивает себе рот в поддержку Pussy Riot, совершает политическое высказывание. Оно там и осталось в 2012 году, когда судили Pussy Riot, и Путин останется там, как Брежнев. Кто-нибудь сейчас переживает о Брежневе? О ревайвле брежневизма переживают, но о нем самом? Нет. Брежнев умер давно, сталинские репрессии уже закончились, всё это осталось там, в прошлом. А экзистенциальная пустота, о которой говорили венские акционисты и другие настоящие художники, она есть всегда. Протестуй против женского обрезания, освобождай индейцев, но не делай из этого искусство. Потому что оно останется вместе с этой проблемой в прошлом, но не будет говорить о вечности, метафизической красоте, экзистенции. Бойс из своих экологических убеждений в рамках акции в 1982 году посадил семь тысяч дубов, я в Касселе видел один. Ты сидишь под ним и видишь: вот он этот дуб, который посадил Бойс, и он прекрасен. О чем это? Зеленый, об экологии он или о чем-то другом, но это не важно, потому что дуб растет. Это гораздо интереснее, чем перед законодательным собранием валяться в колючей проволоке. «Русский человек находится в тоталитарном государстве» — говорит эта акция Павленского. ОК, дальше что? Мне Павленский помог осознать это что ли? Нет, я и так знал, чувствовал. Когда ты читаешь Платонова, ты не думаешь о том, что тебя угнетает конкретный диктатор, а думаешь, что вся твоя жизнь — тщета, и пытаешься с этим уже выстраивать отношения. Искать смысл существования для меня гораздо интереснее, чем искать, кто там в правительстве не прав опять. Кто-то будет не прав всегда.
Проект «Стена»
Винзавод
2011
Эти многочисленные надписи, обрывки предложений в ваших работах приходят к вам из метафизической пустоты? Где вы их ловите?
Не надо придумывать оправдания для этого. У самого себя из параллельной вселенной я достаю это из кармана. Как говорится, «дух святой рукою водить, сам не знаю, как это происходить». Непонятно. Об этом говорил Егор Летов, он не понимал, как его стихи пишутся. Когда же он пытался сам написать, то его альбом и стихи вышли ужасно плохими. Егор Летов, кстати, хороший референс в данном случае. Вот есть у тебя сковородка и ты бросаешь туда всё, что у тебя есть, что-то испаряется сразу, что-то остается в качестве привкуса, ты накидываешь туда компоненты и получается китайский вок. В искусстве это называется «спискография». Ты пишешь список вещей, перечисляешь те, которые имеют отношение, может быть, опосредованное к проблеме, о которой ты говоришь. Ты описываешь ее как в гонзо-журналистике, находясь внутри и становясь ее участником, но не говоря о ней впрямую.
Откуда у вас взялись в работах все эти языки?
Я считаю, что только на английском писать, это тупо. «Kapitalist must die» — да напиши ты по-русски. Не можешь? Значит, ты дурак. Как Джон Леннон у тебя не получится. Я с самого начала понял, что писать только на английском глупо, а использовать латиницу хочется, поэтому у меня появляется и французский, сербский и другие языки.
Из проекта «Молодые агрессивные»
Токио
2008
Вы известны также еще своими коллаборациями с дизайнерами. Расскажите, как это случилось в вашей жизни.
Я всё время это искал, мне по-прежнему хочется делать майки, принты. Вы еще будете ругать мои джинсы. У нас наконец сложилось с магазином «Шалтай-Болтай». Однажды Лера Роднянская просто сказала: «Давайте сделаем вот это». И у меня через некоторое время появляются майки и кепки. С маркой уличной одежды «Спутник 1985» еще мы сотрудничали, но мы не сошлись представлениями. С Гошей Рубчинским мы встречались раз десять, чтобы сделать коллаборацию.
Вы не любите 1990-е, и вдруг — Гоша Рубчинский?
Мне нравится его серия с Тимуром Новиковым, например.
У вас сильна связь с музыкой, говорите о ней чуть ли не в каждом интервью, сами играете. Делать обложки каким-то группам приходилось?
Я оформлял альбом для группы Good Jumper. Гораздо интереснее история, связанная с группой «Шкловский», которой я придумал название. Мне позвонил Миша Местецкий и сказал, что «мы хотим, чтобы ты придумал нам название, и пусть это название будет “Шкловский”». Дело в том, что у меня есть работа «Шкловский», он вообще важный для меня мыслитель. Они, кстати, использовали эту мою картину для афиши.
Смотрели фильм Местецкого «Тряпичный союз»? Там содержится очень много идей, о которых вы говорите, в частности про акционизм.
Более того, я в создании этого фильма участвовал. Мы же все вышли из этой «Школы современного искусства» Авдея Тер-Оганьяна. Это наш общий учитель, и если я ретранслирую какие-то мысли и идеи, то это его мысли. Я оттуда, это мой отец. И Местецкий оттуда. Давид, сын Авдея, нас туда за руку привел. Я ему обязан. То, что я художник, то, что я здесь, это всё Давид. Я рисовал многое в «Тряпичном союзе», он отчасти про меня. Я сделал титры и много нарисовал. Я видел изнутри, как он снимался, и видел черновой монтаж, который вообще больше никто не видел.
